|
Наиля Ямакова /отрывок из недописанной прозы/
третьяковка, как и финансовый кризис, взрыв на пушкинской, пожар на башне, путч и некоторые другие события, случилась в августе. август – месяц судьбоносный. переходный. у неё были рыжие длинные волосы, чёлка, белая почти меловая кожа, какая бывает только при таких волосах и голубых глазах. у неё был высокий рост и сорок лет ничегонеделанья. и худоба. и стиль. и изысканность. изызященность. а ещё рыжий сын, мой ровесник. и муж, в гостях у которого я и была. он друг и партнёр моего отца. я переводила для них на летних каникулах, и мы подружились, как и всегда – с волевыми людьми. она фотограф, но никогда не работала, мы в основном жили на даче под москвой. а муж работал. ещё как работал – с утра до вечера. он оставлял нам машину с водителем, и она показывала мне москву. заново. хвалила мою причёску, фигуру, рюкзак, босоножки, даже ногти, знания, манеру говорить. но никогда – саму меня. не знаю, почему она была такой худой. она пила как лошадь и ела как мужчина. мы всегда куда-то ходили есть. дома у них стояла беговая дорожка. при мне она никогда не бегала, но говорила, что периодически бегает. у неё была рыжая солнечная чау-чау. такая толстая. и сын был толстоват, хоть и рыж. сын приносил мне каждый вечер шоколадные конфеты в маленькую гостиную. а ещё каждый вечер были попойки, потому что кроме меня были гости на даче. она напивалась как сапожник. но никогда не пьянела, как пьянеют обычные люди. её опьянение выражалось в том, что она разыскивала газету с кроссвордами и начинала их разгадывать. меня бесят кроссворды. я убирала газеты, чтобы она со мной поговорила. но она всегда их находила и разгадывала кроссворды мастерски.
она была профи в этом. но только пьяная. трезвой она их не замечала. я пила мало или совсем не пила. во-первых, сама не наливала, а мне наливали только муть вроде шампанского, во-вторых, я через вечер ходила греться в сауну, в которую никто не ходил, потому что все были пьяные. иногда
приходил водитель. тогда я заворачивалась в простыню и сетовала на то, что меня некому парить. он предлагал, но я просила позвать лучше его жену. жена была весёлая и полноватая. а она... она курила разноцветные сигаретки, не знаю, как называются, я не курю, но все смеялись и шутили, что она их раскрашивает по ночам. тогда я говорила, что глупо тратить ночи на раскрашивание сигареток. однажды вечером все разъехались. и мы вдвоём напились коньяку. почему-то за этим всегда обсуждается два вопроса: есть ли бог и можно ли выпить море. это не я придумала. об этом рассказ Хэм написал. мы начали с вопроса о существовании бога. а потом меня с непривычки стало рвать. от коньяка, конечно, и немножко от того, что мы, пьяные, решаем – есть бог или нет. а я думаю только о том, как она ночами раскрашивает свои сигаретки. меня рвало, а в голове вертелись сотни мыслей, в частности платовская «ничто так не сближает, как совместная рвота». мысль меня веселила. или это был коньяк.
на следующий день она не пила, я само собой, тоже. вечером мы собрались в сауну. мы сидели не рядом, а друг напротив друга, сауна была маленькая, домашняя – всего две скамеечки. с нас текли капли. горькие солёные капли. её капли были двух видов «мой сын твой ровесник» и «ты же гость мужа». мои капли были в смятении. у них не было точного смысла. потом я предложила её попарить. она сказала, что не парится из-за слабого сердца. я ответила, что нельзя столько пить, лучше читать. или любить – прибавила она некстати. тогда она стала меня парить. это было настолько ошеломляюще, что я не помню, как это было. а потом она вытерла меня после душа, и мы пошли есть. она ела жареную курицу руками, а я – арбуз, и тоже руками. было весело и липко. на следующий день мы с её сыном пошли покупать ему ботинки. я тоже купила себе гриндерсы, истратив на них все деньги, которые у меня были в москве. это хорошие ботинки, я их и сейчас ношу. вечером мы с её сыном пошли в «пропаганду» или в другое место, но похожее. мне было неважно. её с нами не было. я подумала, что сын очень похож на неё. он рыж. вот только толстоват, а она – кожа да кости, хоть и сорок лет. сын был действительно очень похож. почти такой же. кроме того, он был из её яйцеклетки. впрочем, и его отец – отличный человек, сильный и умный. а потом мне стало противно и от своих мыслей, и от сына.
вам ещё не смешно, барон? – сейчас я дойду до лаврушинского, кажется, переулка или как он называется? сейчас я дойду до третьяковки.
мы каждый день смотрели какие-то достопримечательности, даже сходили в музей пастернака. как-то муж приехал очень рано, и мы отправились в новодевичий монастырь. с ним и сыном. муж обожает моего отца и меня заодно. а в жене души не чает. он сказал мне тогда, что сорок лет, а всё как девочка. потом спросил про мальчиков. я что-то неопределённо мычала, сын молчал. он был толстоват. хотя и рыж. мы гуляли, и на одной из каменных дорожек я подвернула ногу. ноге ничего не было, но сломалась босоножка. босоножки я ношу на больших платформах. мы поехали есть, я была босиком, и те, кто видел это, удивлялись. может, думали, что хыппи))
муж предложил мне купить босоножки в подарок. я отказалась, а свои деньги у меня кончились ещё на ботинках. он настаивал, но я не согласилась. мы поехали на дачу, где она ждала нас с обедом. это было выше способностей моего настрадавшегося от коньяка желудка, но я ела, чтобы не обидеть её. а на следующий день мы собрались в третьяковку)))
я думала, мы поедем с ней и с водителем, но нас повёз муж. она одолжила мне свои босоножки. они были мне велики. она высокая, хотя ненамного выше меня, но нога у неё намного больше. у меня маленькие ступни. и кстати уши. мне было не слишком удобно. там была хорошая выставка, «мир времени» или «история времени», её муж купил мне отличную глянцевую книгу на этой выставке. я прочла её после. и теперь всё знаю про время. про то, что его нет. по галереям я люблю ходить одна. картины странно на меня действуют. а тут приходилось ходить всем вместе. сын, тоже поехавший с нами, очевидно скучал, а я простаивала по несколько минут возле каждого полотна. даже в залах передвижников. передвижники мало кому
нравятся. один мой друг – художник – говорит, что у меня нет вкуса на картины. есть чутьё, но нет вкуса, потому что мне нравятся они все. а я отвечаю на это, что мне не нравится художник алексеев. это его любимый художник, который мне действительно не нравится. мы ходили-ходили. она не скучала, она была погружена в себя и задумчива. мужу и сыну было тошно. и это было заметно. а потом я увидела маленькую тёмную картину. двое стариков – мужчина и женщина – со спины, сидящие на скамеечке. и в этих фигурах была такая любовь, хотя фон был тёмный, что я сползла на пол и зарыдала. не заплакала даже, а вот так сразу. правда, я сумела сдержаться и быстро пришла в себя. в общем все были удивлены и ничего не поняли. я тоже не поняла. это одна из лучших картин, которую я видела в третьяковке. я обязательно ещё раз туда съезжу и посмотрю автора, потому что они меня увели оттуда слишком быстро. я знаю, что такой любви у меня больше не будет, потому что она бывает один раз и случилась перед той картиной.
вот, барон, так я сходила в третьяковку. пожалуй, я неправильно вам сказала, что мне там было плохо когда-то. мне там было хорошо. вы, наверное, смеётесь сейчас))
|
Светлана Бодрунова
Мой мальчик золотисто-сед
И как-то странно гениален:
Он спящий жрец ночных бесед,
Он мастер спрашивать, не я ли,
Оставив сны на одеяле,
Брожу босая по росе
В ночном саду, - в тот миг, когда
Я утро лью в его ладони –
Но сон глубок, напрасен дар,
И нет тогда меня бездомней,
И небеса на зов мой дольний
Не откликаются... Слюда
В окне темна. Моей заре,
Увы, не падать в щели ставней...
Ведёт ночная птица трель,
И мир уже не держит в тайне
Слова: «Тебя вот-вот не станет.
Придёт рассвет. Между дерев
Умолкнет вещий козодой
И сад окажется зелёным,
Когда, бессмертно-молодой,
Лучами нимба опалённый,
Проснётся самый невлюблённый
Твой мальчик солнечно-седой».
|
|
