105066, Москва,
ул. Новорязанская, д. 29
т/ф (499) 265-6166,
zverev@rinet.ru


28 декабря, в среду, в 19.00

АЛЬБОМ АРКАДИЯ НАСОНОВА “ДАР СОВЫ” (1996 г.)

В программе вечера Психодискотека “Шипохрип” DJ



ЮБИЛЕЮ ИСЧЕЗНОВЕНИЯ (20 ЛЕТ БЕЗ СССР)

20 лет назад, 26 декабря 1991 года сессия верхней палаты Верховного Совета СССР, сохранившей кворум — Совета Республик, — из которой на тот момент не были отозваны только представители Казахстана, Киргизии, Узбекистана, Таджикистана… и Туркменистана, приняла под председательством А. Алимжанова декларацию № 142-Н о прекращении существования СССР...

Экспозиция «Дар Совы» организована следующим образом: самостоятельные повествовательные фрагменты и параллельные им визуальные ряды разворачиваются на границах расширяющегося советского космоса. Текст образует: 1) традиционно романный, если отвлечься от симуляции жанра, нарратив и 2) дневники снов героя, отчасти визионерские, отчасти бытовые, но в пересечении с первым повествованием, объясняющим героя как плод святого духа и комсомолки-ударницы, быт превращается в житие, а весь текст - в некое подобие агиографии. Собственно визуальный слой (по-советски дебильно романтичный) дополнителен к романному и дневниковому повествованиям, его функция подчеркнуто иллюстративна. Это картинки, вырезанные из старых журналов: цветные - к роману, черно белые - к дневнику.
Художник строит экспозицию на параллельном прочтении независимых рядов, взаимодействующих не друг в друге, а в голове культурного зрителя. В "Пустом Олимпе" Насонов указывает на примат фотографии и вторичность текста. В "Даре Совы" он настаивает на вторичности визуального, хотя текст явно подложен под реальный визуальный архив (картинки из старых журналов подлинны). Для чего необходима эта настойчивая инверсия? Возможно, художнику нужно убедить зрителя в первичности замысла, а не материала (в чем и так трудно усомниться - это родовая черта концептуализма).
В литературном отношении проект "Юбилею исчезновения (20 лет без СССР)"- продолжает актуальные вариации по мотивам советской истории (Сорокин, Пелевин), а в художественном - поиски концептуалистов, озабоченных пограничной семантикой (Пепперштейн, Монастырский). Насонов втягивает общедоступный опыт в несвойственные ему контексты - как если бы из курицы, скажем, варили компот. Репрезентация коллективного советского опыта в персонаже, наследующем глубоко не советские формы знания, самочувствия, интерпретации и анализа, порождает массу продуктивных аллюзий и смысловых сдвигов.
В юбилей исчезновения СССР художник создает проект отложенной на 20 лет рефлексии советского. Он реконструирует тотальный советский контекст из культурных фрагментов: шлягеров, детских стишков, архитектуры, разного рода символов и эмблем. Насонов деформирует системные связи, смещает культурную оптику, строит аберрации советского, подкладывает под фрагменты иные фундаменты (христианское визионерство, Хайдеггера, восточную эзотерику и проч.), чаще всего исключающие само существование построенной на них реальности.
Речь может идти (как и во всякой работе с прошлым) только о реконструкции альтернативного существования, об археологии, воссоздающей утраченную культуру из фрагментов. Основой реконструкции такого рода оказывается понятный концепт, придуманная Насоновым история или стихи, а результатом - документ или его фотографическая симуляция. Повествовательное отвергается общей памятью, но подтверждается визуальным, документальной фотографией. Поскольку историю подтверждает документ (фото всегда подтверждает рассказ), то подрывается подлинность и статус документа, то есть реальности, явленной в фотографиях. Ощущение двоящейся исторической памяти, внедряемое Насоновым, связано с конвенциональной природой ценностей, на которые опирается всякая власть, склонная идеологически маркировать реальность.

Александр Евангели